В Люблине нас ждал группенфюрер СС Глобочник. Он сказал: «Это абсолютно секретные сведения, возможно, самые секретные. Каждый, кто проговорится, будет немедленно расстрелян. Вчера двое болтунов были убиты». Далее он объяснил нам, что на данный момент, 17 августа 1942 года, смонтированы следующие установки:
- Белжец, направление Люблин-Львов, сектор советской демаркационной линии. Максимальная ежедневная пропускная способность: 15 000 человек. Я видел это.
- Собибор. Я не был там и лично не знаком с ситуацией. 20 000 человек в день.
- Треблинка, 120 км на северо-восток от Варшавы. 25 000 человек в день. Я видел это лично.
- Майданек, рядом с городом Люблин. Я видел его в процессе строительства.
Глобочник сказал, что нам предстоит произвести дезинфекцию огромного количества одежды: в 10-20 раз больше, чем выпускает «Текстиль коллекшн», - причем таким образом, чтобы не было понятно, кому она принадлежала первоначально – евреям, полякам, чехам или другим. Вторым заданием являлась реконструкция газовых камер. До сих пор для уничтожения людей в них использовался выхлопной газ старых дизельных двигателей, который нужно было заменить более эффективным – цианидом. Фюрер и Гиммлер, побывавшие здесь 15 августа, за два дня до вас, приказали мне лично контролировать проведение операции, - сообщил Глобочник. Профессор Пфанненштиль уточнил: «Что конкретно фюрер сказал?». На это Глобочник, ныне высший руководитель СС и полиции Адриатического побережья, ответил: «Акция должна быть проведена в максимально короткие сроки». Начальник отдела имперского Министерства внутренних дел д-р Герберт Линден предложил: «Может быть, тела лучше сжигать, а не закапывать? Как ко всему этому отнесутся наши потомки, поймут ли они нас?». В ответ Глобочник заявил: «Но, господа, если будущее поколение будет настолько малодушным и слабым, что не оценит наши усилия, столь значимые, сколь и необходимые, то тогда, господа, национал-социализм провалился. Напротив, каждому из нас надо поставить памятник, что это были именно мы – те, кто взял на себя выполнение этой гигантской задачи». Гитлер оценил эти слова: «Верные слова, мой дорогой Глобочник, и я разделяю эту точку зрения».
На следующий день мы отправились в Белжец. Это небольшая станция с двумя платформами, у подножия небольшой горы из желтого песчаника, поблизости от железнодорожной ветки Люблин-Львов. К югу от станции на главной дороге – несколько административных зданий «Командование Ваффен СС в Белжеце». Глобочник представил меня гауптштурмфюреру Обермайеру из Пирмазенса, который неохотно показал мне установки. В тот день не было видно трупов, но во всей округе и даже на основной дороге стоял удушающий запах. Рядом с маленькой станцией находился большой барак, названный «Гардероб», с окошком, на котором было написано «Ценные вещи», а также с небольшим помещением на 100 «парикмахерских кресел». Затем следовал открытый проход 150 метров длиной, огороженный колючей проволокой, и с указателями «Ванны и ингаляции». Напротив нас было здание, похожее на баню, справа и слева – большие ящики с цветущими геранями и другими цветами. Мы поднялись по ступенькам, с обеих сторон – по три комнаты, похожих на гаражи, площадью 4х5 метров, высотой 1.90. Сзади, вне поля зрения, находились деревянные двери. Наверху – сделанная из монеты везда Давида. На входе в здание висела вывеска «Институт Гекенхольта». Это все, что я увидел в этот день.
Назавтра около 7 часов утра мне сообщили, что в течение 10 минут должен прибыть первый эшелон. И действительно через несколько минут появился состав из Львова. В 45 вагонах было доставлено 6 700 человек, из них – 1 450 умерли в пути. Через щели, затянутые колючей проволокой, было видно испуганных детей, мужчин и женщин. Поезд остановился, и 200 украинцев, мобилизованных для выполнения этой работы, раздвинули двери и кнутами начали выгонять людей из вагонов. Указания давались через большой громкоговоритель. Люди должны были снять с себя всю одежду и все личные вещи, включая протезы и очки. Обувь связать попарно коротким шнурком, который выдавал маленький четырехлетний еврейский мальчик. Все драгоценности и деньги сдать в окошко «Ценные вещи». Никаких квитанций или расписок о получении не выдавалось. Женщин и девочек отправляли к парикмахеру, который парикмахерскими ножницами срезал им волосы. Их складывали в мешки из-под картошки. «Из волос делают что-то для подводных лодок», - объяснил мне унтершарфюрер СС.
Затем колонна двинулась: с двух сторон – колючая проволока и две дюжины вооруженных украинцев. Они идут, впереди - очень красивая девушка. Я стоял рядом с капитаном полиции Виртом напротив установок смерти. Мужчины, женщины, дети, младенцы, люди с ампутированными ногами, все - голые проходят мимо нас. В углу стоит эсэсовец и уверенно говорит этим несчастным: «Абсолютно ничего страшного не случится с вами. Вы только должны глубоко вдохнуть, изо всех сил. Эта ингаляция необходима для того, чтобы избежать инфекционных болезней. Это очень хорошая дезинфекция!» Когда кто-то спрашивает его, что их ждет, он отвечает, что мужчины, конечно, обязаны работать, строить дороги и дома. А женщины не должны. Если кто-то из них захочет работать, то может помогать в доме или на кухне. Слабый лучик надежды вновь загорается у некоторых из этих несчастных, и они без сопротивления идут в камеру смерти. Но большинство понимают, что происходит: запах открывает, что их ждет! Потом они поднимаются по ступенькам и видят: кормящие матери с младенцами у груди – обнаженные, дети всех возрастов – обнаженные. Движение замедляется, но их вталкивают в камеры смерти, как правило, в полном молчании, те, кто идут следом за ними, подгоняемые плетками эсэсовцев. Еврейская женщина лет 40, с горящими глазами, посылает проклятия на головы палачей за кровь своих детей. Капитан полиции Вирт пять раз плеткой бьет ее по лицу, и она исчезает в газовой камере...
PS-1553.
* Это свидетельство написано Герштейном 26 мая 1945 года.
