Солдаты латышской армии, второй справа во 2-м ряду, Янкель Иш, 1934 г.
Янкель Иш принимает присягу латышской армии, 10 июня 1933 года
Альбом
«Марта позвала меня к письменному столу, я села, и мы принялись за уроки. Не знаю, что я делала, ведь в голове у меня было только одно: почему, почему здесь наши вещи? … Ящик резко выскочил, и из него посыпались фотокарточки.
– Хочешь посмотреть картинки?
Я кивнула. Я уже поняла, что это за картинки. Это были фотографии из нашего семейного альбома! Мама, папа, их школьный класс, швейная мастерская… Я собрала эти фотографии, начала их рассматривать – одну за другой, и молчала. Потом сложила их вместе и отдала Марте, после чего сказала, что мне нужно домой».
История Сары Киль
“Наш городок Варакляны был еврейским больше чем наполовину. Он был небольшой, всего около двух тысяч жителей, но казался мне огромным. А какой красивой была главная улица! Она называлась Brivibas, т.е. Свободы.”
Местечко Варкаляны находилось в Латвии, недалеко от Риги. До присоединения к СССР евреи местечка, которые составляли около 60% населения пользовались полными гражданскими правами. Евреи участвовали в местном управлении. До антидемократического путча 1934 года большая часть заседаний местного совета проходила на идиш.
Евреи были заняты во всех отраслях экономики. Они были ремесленниками, торговцами, работали в области транспорта и администрации.
Еврейская школа в Вараклянах, 1922 год. Класс, в котором учились родители Сары Киль, Янкель Иш (3 слева во 2 ряду) и Бася Виленская (4-я справа во втором ряду)
Здание гимназии в Вараклянах, 1930-е годы
Евреи в Вараклянах
В 30-е годы в Вараклянах действовало несколько еврейских учебных заведений. Социалистическая партия Бунд содержала детский сад и начальную школу, ультра-ортодоксальная Агудат Исраэль - Талмуд Тора (начальную школу для мальчиков, в которой изучали Тору). Сионистские партии основали несколько молодежных организаций, таких как Цеирей Цион и пр.
«Мои родители учились в одном классе. Вот они на школьной фотографии двадцатых годов… На снимке около тридцати детей лет десяти-одиннадцати, большой класс. Школа была еврейская, но светская: мальчики и девочки учились вместе…»
«В городе было несколько начальных школ и гимназия, которая располагалась в большом деревянном здании. Была больница и даже народный театр….»
Еврейская жизнь
«В городе было несколько синагог – больших и маленьких, белых и зеленых. Детей туда приводили по субботам и в праздники. У моих дедушек в синагоге, как и положено, были свои места».
«По выходным сюда приезжали крестьяне со всей округи – покупать, продавать, сдавать на завод необработанный лен. В специальные мастерские привозили ремонтировать сельхозмашины. В общем, жизнь в городке кипела. И я это чувствовала, хотя была совсем ребенком».
Бася Иш (Виленская) и Янкель Иш в Риге во время обучения на швейных курсах, 1933 год
Янкель Иш
Бася Виленская (справа) с подругой на фоне автомобиля, Рига, 1929 год
Янкель Иш с друзьями, Варакляны июль 1940 г.
Бася Виленская и Янкель Иш
«Чуть ли не все школьные годы он буквально ходил за нею по пятам, и она не возражала. Отец был непоседа, его звали «хулиган», это не очень нравилось родителям мамы. Но они видели, что он неплохой парень, к тому же было ясно – их дочь он в покое не оставит. Поэтому, как только будущие мои мама и папа окончили гимназию, их родители приняли решение: хватит Янкелю бегать за Басей, нужно их поженить. И поженили, хотя тогда было не принято, чтобы младшая дочь выходила замуж раньше старшей…»
«Насколько я помню, мой отец стал коммунистом. Я не знаю, как это произошло, наверно так же, как и у многих других. Тогда многие евреи верили, что коммунисты – борцы за справедливость, равенство и братство. Слова ведь они всегда говорили очень хорошие и правильные. Отец им верил. За свои убеждения он несколько раз сидел в тюрьме. Но и после тюрьмы он оставался в партийной ячейке, ходил по вечерам на собрания кружков, где слушали радиопередачи из СССР. Когда женился, стал строго соблюдать конспирацию, поэтому после женитьбы в тюрьму ни разу не попал…»
«Какой была мама до войны, я помню не очень ясно. Наверное, потому, что мало бывала с нею. Когда мне было три года, родился мой брат Мойше, и мама занималась им, а я перешла в руки бабушек и других родственников. Я даже не помню, как братик появился: что сохраняет память трехлетнего ребенка? Очень мало. Но потом я его очень полюбила. Это случилось, когда мое счастливое, действительно, по-настоящему счастливое детство оборвала война. Мне тогда было шесть лет и четыре месяца…»
«Мы – папа, мама, я и мой братишка Мойше – жили на холме, на Парковой улице, в стороне от шумного центра города. У нас был свой дом, а рядом – дом родителей мамы…»
Маленькая Сара (в центре) радом с сестрами Виленскими (со стороны матери) и отцом Янкелем Ишем. Сидят (слева направо): Эстер и Тойба-Цира, стоит Элла, Варкаляны, 1937 год
Янкель Иш, солдат латышской армии, 1933 год
Сара Иш с отцом
Фотография, посланная Басе Виленской в 1930 году, на обратной стороне посвящение
Бася Виленская 1930 г.
Семья
«…Накануне субботы бабушка пекла халы и раздавала бедным. Мне кажется, она готова была все отдать, хотя у нее была большая семья: пять дочерей и два сына. В то время, которое я помню, они уже были взрослые и жили отдельно, с родителями оставалась только Элла. Но мои молодые тетушки и дядюшки часто приходили к нам, играли со мной и баловали меня…
Как жаль, что не сохранились фотографии моих дедушек и бабушек! К счастью, я хорошо помню каждого из них. Я помню, как дедушка Пейсах Виленский, мамин отец, возвращался домой накануне субботы…»
«…В семье все знали два языка – идиш и латышский, кто-то еще и немецкий. Но дома говорили только на «маме лошен», на идиш. Русского не знал никто. Зачем нужен был русский? Ведь мы жили в независимой Латвии, в независимом государстве. Наш небольшой дом стоял на Школьной улице, напротив большого дома папиных родителей. Его маму звали Роха, а отца – Лейб, фамилия - Иш. У моего папы было четыре брата и сестра. И тут меня любили – я ведь была первая племянница и первая внучка… У папы была сестра Риза и четыре брата – Симон, Рувим, Нисим и Даниэль…»
«…Ну, а я была ребенком, и это был мой папа, которого я очень любила и совсем не боялась, хотя он все время прогонял меня из своей мастерской. Хорошо помню, что он был небольшого роста, очень быстрый, и хотя я всегда ему мешала, наказывал меня крайне редко. Сейчас мне кажется, что он работал день и ночь, никогда не выходя из своей мастерской….»
Война и эвакуация
«В конце июня 1941 года, вечером, прибежал папа и сказал, что нужно немедленно уезжать. Идут фашисты, они убивают всех евреев. Всех. Никого не щадят: ни стариков, ни детей».
«Ехать не хотели, папе не верили. А он кричал: если вы не поедете, вас убью я. Выбирайте: или немец вас убьет, или я…
Мама бросилась собирать вещи, он закричал на нее: оставь все, некогда собираться, машина вот-вот придет, места для вещей в ней нет. Мама все-таки взяла корзину, что-то туда побросала, а отец продолжал на нее кричать. Паника была страшная…
Отец приказал уезжать и родителям – своим и маминым. Они отказывались, кричали, но в конце концов послушались его. Запрягли лошадей, сели на подводы, поехали. Но уехали недалеко и… вернулись……Я думаю, что им было жалко оставлять на разграбление дома, скот, все свое имущество. Они были небогатые люди, но и не бедные, всю жизнь работали, ничего им не досталось даром…Мы их больше не видели. Никогда…»
Колючая проволока на месте расстрела евреев Вараклян, фото Беллы Нохам, 2010 г
Сара Киль сегодня, фотография дочери Беллы Нохам
Те, кто не уехал
«В августе 45-го мы вернулись в Варакляны. Еще дымились рвы, выкопанные около кладбища. Те самые, где расстреливали евреев. И наши родные там лежали. Дым, сажа, смрад… Немцы давно ушли, а рвы все дымились. Кто их поджег, почему, зачем? Я не знаю этого и сейчас… А мы выжили. Думаю, только потому, что папа знал, что нас ждет, а мама его послушалась».
Перед расстрелами в Вараклянах немцы огородили еврейское кладбище, на котором происходили массовые убийства, колючей проволокой. Части этой проволоки существуют до сего дня (на фотографии 2010 года). Дома, которые видно с территории расстрела, существовали и во время войны. Однако, несмотря на близость соседей, ни один еврей Вараклян, оставшийся под оккупацией, не избежал участи, уготованной нацистами. Никто из местных жителей не помог им. Выжили только те, кто сумел эвакуироваться.
Фрагмент Списка эвакуированных граждан, расселенных в сельсоветах Еласовского района, 1941 г.
В эвакуации
«Мы долго ехали на машине. Или мне казалось, что долго? А когда остановились в лесу, я потерялась. Засмотрелась на что-то или побежала куда-то…Как это было страшно! Меня хватились не сразу, но остановились, бросились искать. Слава Б-гу, нашли. После этого я так боялась потеряться, что все время держалась за мамину юбку…Наконец добрались до железнодорожной станции. Что там творилось! Толпа перепуганных людей, все куда-то бегут, кричат, толкают друг друга. И все такие несчастные, сердитые, голодные. Мы тоже были голодные: еды с собой не успели взять…Кое-как мы втиснулись в поезд и поехали. Куда? Никто этого не знал: в первые недели войны была ужасная неразбериха. Нас просто вывозили подальше от фронта, от немцев, от бомбежек…»
«Нас поместили у одной пожилой женщины. Не помню ее имени, мы с Мишей звали ее просто «бабушка». Три ее сына были на фронте, бабушка осталась одна, а дом большой. Она приютила нас и относилась к нам как к своим, родным. То, что мы из буржуазной Латвии, то, что мы евреи, для нее не имело значения. Может быть, она даже не понимала, что это такое – евреи. Ведь она была марийка, русский язык знала плохо, а до войны в этом городке, наверное, не было ни одного еврея. Бабушка видела в нас просто людей – людей бедствующих, несчастных, потерявших все. И она нам помогала всем, чем могла. Родители наши дома почти не бывали, и мы оставались с бабушкой».
Письмо Янкеля Иш семье перед отправкой на фронт, колхоз им. Кагановича, 16 мая 1942 г., личный архив Сары Киль
Янкель Иш с другом
Гибель Янкеля Иша
«Отца призвали в армию весной 1942 года. Он воевал в составе 43-й Гвардейской дивизии, бывшей 201-й Латышской стрелковой. Последнее письмо от него пришло в конце 1942 года из города Старая Русса. Он был ранен, лечился там в госпитале. Он писал, что скоро война кончится, что он вернется, мы встретимся и заживем еще лучше, чем до войны. Больше от него писем не было…»
«… Все три года, что мы жили в Еласах, мама работала днем и ночью. Летом с утра – на табачных полях. Иногда она брала туда нас с братиком…»
«…На поле мама работала днем, ночью уходила в типографию... Зимой иногда брала с собой и нас: в доме стоял такой холод! Дров никогда не хватало… Мама стелила прямо на пол какие-то тряпки, мы ложились, укрывались шубейками. Было почти темно, с негромким гулом крутилось огромное колесо, и под его гул мы засыпали. А мама работала…»
Возвращение
«…Мы двинулись домой в июне 1945 года. Добрались же до Вараклян только в конце лета. Сначала плыли на пароходе, потом пересели на поезд. И начались бесконечные пересадки, томительные ожидания на вокзалах, забитых людьми, голод, страх потеряться. Можно себе представить, что пережила за это время мама. Двое детей. Им нужно есть и пить, их нужно где-то мыть, они, извините, просятся в туалет, и всегда не вовремя. Они простужаются, болеют, изнывают от скуки, а потому начинают ныть и капризничать. Мне было десять лет, Мишеньке - семь, и хотя мы уже научились терпеть, эти два месяца измучили и маму, и нас. Но мы жили надеждой: вот приедем в свой дом…»
На пепелище
«…И вот мы дома. Дома? Не было нашего дома! И домов наших дедушек не было! Не было синагог – ни одной не осталось, все были разрушены. Почти весь город был деревянным, только печи из кирпича. И вот вместо города – пепелище, только торчат эти голые печные трубы. По улицам страшно ходить: под ногами гранаты, неразорвавшиеся снаряды, бомбы. Куда ни ступишь – головешки, зола, битое стекло…»
Антисемитизм
«…Однажды идем мы с девочками по лесу, а навстречу трое мужчин. Мы сразу поняли, что это «лесные братья». Так называли себя те латыши, у кого руки были в крови – они служили немцам, убивали вместе с ними. Немцы ушли, а они остались, спрятались в лесах. Их было очень много, этих убийц. По ночам они выходили из леса, грабили, убивали русских и, конечно, евреев, жгли дома……И вот в лесу к нам подходят эти мужчины. Один из них спрашивает: «Много грибов набрали?». Мы показываем корзинки: «Нет, мы только что пришли». Он говорит: «Давайте сюда». Мы вытряхиваем свои грибы ему в мешок, а он спрашивает: «Есть среди вас жидовки?». Девочки переглянулись и в один голос: «Нет, нету»».
Опять школа
«…В нашем классе было 23 ученика, из них еврейских детей - шестеро. Я всех их знала еще до войны и до сих пор помню их имена, их лица. Давидка Йоффе, Лея Явич, Пинхас Ханох, Пейсах Сегал, Малка Сандлер… Среди латышских мальчишек было немало таких, кто нам проходу не давал. Они передразнивали нас, толкали, били. Поэтому мы старались держаться вместе. И говорили мы на идиш, назло всем говорили на идиш…»
Сара (слева в первом ряду) с соучениками 3-го класса. Варакляны, октябрь 1945 года
Сара Иш, ученица средней школы Вараклян с братом Мишей, 1951 г.
Бася Иш, 1958 г., Варакляны
Антисемитизм в школе
«…На следующий день мы с Мишей остались вдвоем, играли, баловались, а потом я стала говорить о школе. О том, как мне не хочется туда ходить. Он тоже начал говорить. Что он рассказал? Что его обзывают жидом, бьют, нападают на него толпой, в одиночку он с ними не может справиться, никто его не защищает, в классе одни фашисты. Мне было его так жалко, что я заплакала. Вечером я все рассказала маме. Она очень рассердилась. Утром взяла Мишу за руку и пошла к директору школы. Мама знала латышский и могла с ним объясниться. Директор пообещал во всем разобраться. И действительно, после этого разговора Мише стало легче: главных его обидчиков как-то приструнили…»
У памятника евреям - жертвам немецко-фашистского террора. 2-я слева Бася Иш, слева за памятником – Эстер Виленская, справа – Сара Киль. Варакляны, 1952 год
Памятник евреям жертвам нацистов в Вараклянах
На еврейском кладбище в Вараклянах: слева Сара Киль, рядом с ней Шолом Сегал, последний еврей Вараклян, Блюма Флоренс (Диманд), потомок жителей Вараклян, Бела Нохам (дочь Сары Киль), дочери Белы, местная жительница, ухаживающая за кладбищем
Еврейское кладбище в Вараклянах, 2010 г., фотография Беллы Нохам
Памятник на месте расстрела евреев Вараклян, 2010 г., фотография Беллы Нохам
Увековечение памяти евреев Вараклян
После войны в Вараклянах был установлен памятник, надпись на котором была сделана на иврите и по-русски. Несмотря на то, что на памятнике не упоминаются евреи, очевидно, что он установлен именно в их память. Интересно, что надписи по-русски и на иврите не совсем идентичны.
Каждый год потомки евреев, выживших в Вараклянах и сами выжившие, приезжают на место расстрела своих близких, чтобы почтить их память. Из некогда большой общины сегодня в Вараклянах живет только один еврей, Шолом Сегал.
