Это было 9-го февраля 1943 г. Я сидела в преподавательской нашего института. Было 12 часов. (...)
В те дни радио сообщило о взятии Курска - моего родного города. Там остался мой отец - старый, всем известный врач по легочным болезням, о котором я ничего не знала со времени оккупации Курска. (...)
Внезапно я услышала слова: "Героической смертью погиб известный в городе врач Шендельс". Кажется, я закричала. Может быть, это мне показалось. В глазах заплясали огненные круги, и я лишилась чувств.
Через три дня мой муж провожал меня в Курск. Его товарищ, летчик гражданского воздушного флота, вез в освобожденный город медикаменты. Он согласился взять меня с собой.
И вот я в родном городе. Бывало летом, когда студентов распускали на каникулы, я приезжала в Курск. Отец встречал меня на вокзале. Я очень любила его, да и все любили доктора Шендельса - это был популярнейший человек города, умный, сердечный, гуманный, такой, каким должен быть врач.
Я шла теперь одна по городу. Разрушенные дома, выбитые стекла, куски обоев на стропилах сожженного фасада дома - последняя примета прошлого уюта, как все это резало глаз и болью отдавалось в сердце!
Друзья рассказали мне об отце. О его жизни и гибели. Когда немцы подходили к городу, ему предложили эвакуироваться. "Я не оставлю своих больных, - сказал отец, заведовавший санаторием для туберкулезных, - а им невозможно ходить, кроме того, всякие волнения чреваты для них последствиями. Я останусь с ними".
И он остался. В город вошли немцы. Они начали бесчинствовать. Немцами из светлого, просторного санатория были изгнаны все больные, и там разместились офицеры. Отец был дома у себя, когда ему рассказали об этом. Вне себя от негодования он помчался в санаторий. Его больные валялись на земле около санатория. "О, - только мог выговорить мой отец, полный ярости, - на земле, ведь это губительно для легких". Он бросился в дом. Часовые его не пускали, его, в течение сорока лет служившего здесь, отдавшего столько внимания и любви делу излечения людей. На шум вышел офицер.
Отец мой был горячий человек. Он рванулся к офицеру, он потребовал возвращения больных в палаты, может быть, даже хотел ударить офицера, ответившего циничным смехом и надругательством над больными.
- Расстрелять, - крикнул офицер, скрываясь в дверях. Отца тут же убили. Он лежал на главной площади города, и горожане, хорошо знавшие его, печально смотрели на труп старого доктора. Лишь через неделю немцы разрешили убрать труп. Отца тихо похоронили за городом.
Я сидела на его могиле. Маленький холмик земли скрывал останки моего отца. Слез у меня не было - я их все выплакала, я молча смотрела на землю и думала о том, кого никогда не суждено мне было больше видеть.
Д. 955, л. 114-114 об. Машинопись.
"Неизвестная Черная книга", Иерусалим, 1993, стр. 404-406
