В августе 1941 года мой младший брат Генрих Лейбович Горфункель четырех лет был отправлен из Ленинграда матерью Евой Фишелевной Горфункель (в девичестве Флейшман) в г. Пугачев Саратовской обл., где я в то время находилась, с соседкой по квартире. Но эта женщина отвезла его не в Пугачев, а на юг, в Краснодарский край и там его бросила. Другие люди отдали Гену в детский дом села Новощербиновка, как ребенка, потерявшего родителей.
В это время Краснодарский край уже оккупировала немецкая армия. Воспитательница детского дома Тося (по фамилии кажется Николаева) решила со своей младшей сестрой Милой увезти еврейского мальчика от немцев. Впоследствии, при встрече, она мне говорила, что еврейских детей немцы сразу отправляли в концлагерь. Тося повезла Гену в г.Туапсе и всю дорогу учила его выговаривать слово «кукуруза», т.к. он в детстве грассировал. До г. Туапсе они доехать не успели, т.к. немцы перехватили беженцев и приказали всем вернуться. Тося на обратном пути отдала Геночку какой-то старушке, т.к. боялась, что в Новощербиновке за ним придут из полиции, которая могла узнать имена детей, зарегистрированных в детском доме. Так и случилось. К моменту ее возвращения уже были составлены списки лиц, подлежавших аресту. К Тосе трижды приходили за «жиденком», но она заверила полицаев, что он по дороге от поноса умер.
О том, что мой младший брат находится в детском доме села Новощербиновка, я узнала из телеграммы воспитательницы Тоси. Адрес она нашла в медальоне, который повесила мама на шею ребенка; в нем была записка с моим пугачевским адресом и адресом старшего брата Павла Лейбовича Горфункеля, находившегося на фронте. Но поехать за Геной по указанному адресу я уже не могла, т.к. Краснодарский край уже частично был оккупирован немцами. Лишь в 1943 году, когда эта территория была освобождена от немцев, мама решилась послать меня на поиски младшего брата. Я написала письмо тов.Сталину о том, что мой младший брат потерян, а от старшего нет писем с фронта, и просила помочь нам с мамой в розыске младшего брата. Буквально через десять дней я получила ответ за подписью Лурье (?), в котором говорилось, что мне выдадут пропуск для бесплатного проезда по Краснодарскому краю и предписание местным властям оказывать мне содействие в поисках ребенка.
И вот осенью 1943 года я, благодаря этим документам, добралась до Краснодарского края и колесила по нему в поисках сначала Тоси, а потом своего брата. Мне пришлось объехать и обойти несколько сел, в которых я наводила справки в сельсоветах и спрашивала людей о Тосе Николаевой. Наконец, я нашла ее в селе Старощербиновка и она рассказала мне о своих приключениях с Геной и где его теперь искать, а потом проводила меня до г.Тимашевска. Дальше я поехала одна до хутора Незаймановского колхоза «Победа», где и нашла его у Веры Максимовны Бурячок. Позднее, по моему приглашению, Тося с сестрой приезжали к нам в Пугачев, но потом уехали, кажется в Прибалтику. С тех пор связь с ними потеряна и мне, к сожалению, об их судьбе ничего не известно.
Как рассказывала Вера Максимовна, сначала Гена жил у другой женщины, у которой было много своих детей. Он был как беспризорник, бегал осенью плохо одетый, босиком, пас гусей и свиней. При появлении немцев эта женщина пихала его в общую кучу со своими детьми, т.к. он ничем от них не отличался. Вера Максимовна взяла мальчика у соседки, накормила, обогрела, приласкала. Пока на Кубани были немцы, она, при их появлении на хуторе, прятала ребенка у себя или отводила в другие хаты к соседям. Потом, когда пришли наши войска, она усыновила мальчика.
Я пришла во двор Веры Максимовны утром, но она уже была в поле. Геночка еще спал. На столе был приготовлен целый набор прекрасных продуктов, которых в голодном Пугачеве не видели несколько лет: отварная курица, молоко, сметана, масло, каравай белого местной выпечки хлеба. У меня разбежались глаза и потекли слюни. Мне мама дала в дорогу несколько кусков черного хлеба и несколько луковиц, чтобы менять в пути на продукты. Когда я разбудила братишку, он меня не узнал. Вскоре прибежала с поля Вера Максимовна. Пока я шла до ее хаты и рассправшивала людей, ей уже передали, что приехали забирать ребенка. Она встретила меня очень агрессивно и не хотела отдавать мальчика, ссылаясь на то, что он ко мне не пойдет. Гена на мои вопросы, знает ли он меня, отвечал на чистом украинском языке: «Ни, наша Муся красна была, во яки косы были, а ты нэ гарна». Но когда я показала ему фотографии родителей и наши со старшим братом, он схватил мамину фотографию и закричал: «Вэзи мэна до мамы, до ридной мамы». Вера Максимовна была расстроена и пыталась меня уговорить оставить братишку хотя бы на время: «У Вашей мамы уже и так есть двое, а мэнэ никого нэма. Да и голод там у вас в Ленинграде, исты нэчего, а у нас все есть. Нехай хлопец поживет у мэнэ еще, а потом заберете после войны». Она собрала нас в дорогу. Положила в мешок много прекрасных продуктов, по тем временам целое богатство: две жареные курицы, вареные яйца, огурцы, помидоры и два каравая белого хлеба. Потом договорилась в колхозе, чтобы дали машину до г.Тимашевска. Она проводила нас до машины и плакала, прощаясь с ребенком.
Обратно ехали с остановками и пересадками, т.к. поезда ходили плохо. Очень помогали люди, видя меня с маленьким ребенком. На последнем переезде перед г.Пугачевым долго не было пассажирского поезда и нас взяли в свой вагон солдаты военного состава, следовавшего в том же направлении. Они расспрашивали брата кто он и откуда и что умеет делать. Но тот не знал ни слова по-русски и стал петь на украинском языке частушки с нецензурными выражениями, несмотря на мое недовольство. Это солдат очень забавляло и они просили, чтобы Гена не обращал на меня внимания и спел еще, что он и делал. Так мы доехали до г.Пугачева и вернулись наконец к маме...
