Из воспоминаний Исаака Хомута (в Америке он сменил фамилию на Эммет)

Черный день наступил за четыре дня до Йом Кипур (Судного дня). Было объявлено, что после Йом Кипур все евреи без исключения должны находиться в гетто. А дальше – те, кого обнаружат за пределами гетто, будут расстреляны....

Мы остались дома, нам было жаль все бросить и перебраться в гетто; хуже всего было сознавать, что нас ожидает смерть. Пока мы так сидели в тоске появилась женщина, представившаяся женой директора школы. У нее было письмо от местных властей о том, что наш дом переходит ей. Дом был новый, мы вложили в него все наши деньги и массу сил. Она  сочувственно смотрела, как мы собираем вещи и плачем. В это время во двор вышла наша старшая дочь, Ханале. Ей было 11 лет, она была талантливым, красивым и умным ребенком. Жена директора школы сказала, что у нее разрывается сердце от того, что такая красивая девочка должна идти в гетто, и предложила, если мы не возражаем, взять Ханале к себе – в наш дом – и позаботиться о ней. У нее самой детей нет и она бы удочерила ее.

У нас не оставалось времени на раздумья. Мы очень любили Ханале и нам тяжело было расставаться с ней. Но у нас не было другого выхода. Поэтому мы решили уйти в гетто без нее. Она осталась у директора школы. В глубине души я думал, что если мы погибнем в гетто, по крайней мере наша дочка останется....

Прошли пятница и суббота. Евреи были напуганы, в городе ощущалось беспокойство, все дороги охранялись военными и полицией. Те, кто до сего времени сомневался, бежать или идти в гетто, теперь знали, что упустили возможность уйти. Я еще надеялся найти выход и вырваться вместе с семьей из города. Я даже планировал взять с собой Ханале….

В субботу мы с семьей решили покинуть Тучин и отправились к знакомому украинцу Павлу Герасимчику. До войны у нас с ним были коммерческие связи, и он обещал, что в случае опасности мы можем прийти к нему и он нас спрячет. В то время мы еще не знали, что человек, предоставивший кров еврею, окажется в смертельной опасности....

Я нашел местного украинского парня, у которого была лодка, и заплатил ему за то, чтобы он переправил нас через реку. Мы были довольны, потому что удалось преодолеть основное препятствие. Дом Павла находился недалеко от реки и я надеялся быстро до него добраться. Неожиданно показались пастухи – украинцы. Они стали шантажировать нас, угрожая выдать полиции. Я знал, что нельзя доводить дело до полиции, поэтому вступил с ними в переговоры, предлагая деньги. Их было около десяти человек, я дал им денег, но им казалось все мало... Я давал им еще и еще; они брали деньги и кричали: "жиды удирают из гетто!". Мне было больно и стыдно. Я думал, что в другое время я бы избил их и не стал бы обращать внимания на их крики. Но теперь наша жизнь была в их руках. Эти негодяи продержали нас там два часа. Девочки всегда знали, что могут положиться на своего сильного отца, и вот теперь мы беспомощно стояли перед бесчинствующими подростками....

Подъехал на мотоцикле офицер СС. Он видел наше положение. Девочки плакали и он поинтересовался, что происходит.... Видимо, даже у  эсесовцев проявлялись человеческие чувства. Он посмотрел на бедных девочек и пожалел нас. Он приказал пастухам отпустить нас, а нам велел возвращаться в гетто....

Евреи бродили по улицам гетто. Каждый час возникали новые слухи... Говорили, что копают ямы у дороги на станцию. Все понимали, что они станут могилами для евреев Тучина.... Мы были погружены в свои грустные мысли, когда неожиданно появился Павел. Он выглядел смущенным, как будто ему было стыдно за своих соседей. Он слышал о гетто и знал, что мы обречены. Он не мог открыто проявить сочувствие евреям и обдумывал, как можно помочь нам. Мы сказали ему, что хотели бы уйти из гетто, хотя бы на несколько дней, увидеть, как будут развиваться события. Павел понял наше бедственное положение и предложил спрятаться у него на короткое время...

[после прихода к Герасимчикам]

.... Павел пришел в ужас, когда увидел гетто в огне, и делал все, что было в его силах, чтобы успокоить моих жену и дочь. Он привел  их в сарай и спрятал в стогу сена. Когда там стало слишком жарко, он поместил их в сарае над копной. Там я и нашел их, когда добрался до села. Он приносил им еду и питье. Я понял, что Павел хороший человек. Он знал, что помогая нам, он подвергает риску свою семью. Я никогда не встречал такого деликатного и доброго человека. Павел был не очень рад моему появлению. Он опасался, что соседи видели меня, но я сказал, что пробрался к дому незаметно. Он напомнил мне, что я просил о кратковременном убежище, но согласился, чтобы мы остались, пока не найдем другое убежище. Мы надеялись, что нас скоро освободят, и остались в его доме. Мы даже не могли себе представить, что пробудем там так долго....

Мы решили, что в воскресенье вернемся в Тучин. Мы даже не просили его оставить нас, зная, что это не поможет, потому что видели, как нервничает его жена из-за нашего пребывания в их доме. Павел очень боялся осведомителей. А кроме того, мы знали, что Павел был бедняком и едва сводил концы с концами. Он кормил нас за счет своей семьи. Неожиданно со стороны Тучина послышались выстрелы. Мы страшно перепугались.... Павел решил отправиться в Тучин, узнать, в чем дело. Он пришел расстроенный и сообщил, что нам придется остаться, так как возвращаться некуда.... Мы сказали Павлу, что он не может нас держать, так как он отрывает от себя кусок хлеба. Но он заявил, что не выпустит нас из дома. Чтобы соседи не обнаружили наше присутствие, он подготовил убежище под скирдой во дворе. Нам, как зверям, пришлось прятаться в сене. Было очень тесно. Днем было ужасно жарко и стояла вонь из находившегося около нас горшка, в который мы испражнялись. По ночам Павел опустошал его. Мы испытывали страшное неудобство из-за того, что ему приходилось делать это. Мы сидели в этом укрытии несколько недель, не стирая и не меняя одежду. Нас заедали вши и мы чесались. Но деваться было некуда. Мы прорыли в скирде отверстие для поступления свежего воздуха и света....

4-го ноября 1942-го года была проведена последняя акция. Именно в этот день погибла моя дорогая Ханеле. После этого было объявлено, что тот, кто прячет евреев, будет расстрелян вместе с семьей, а его хозяйство сожжено. Павел запаниковал и потребовал, чтобы мы перебрались в лес. Ему было больно видеть наши слезы и он ушел, прикрыв лаз мешком. Прошло несколько дней. Мы искали выход, чтобы освободить добросердечного Павла от бремени и страха, которые мы принесли ему и его семье. Вдруг послышался лай собаки. Мы знали, что собака лает только когда приближается кто-то чужой, и вскоре увидели двух украинских полицаев. Они обошли двор, остановились у нашей скирды и стали расспрашивать Павла, не видел ли он евреев поблизости или у соседей. Павел смутился и сказал, что уже давно не видел евреев. Полицаи заявили, что на него поступил донос и лучше ему признаться. Павел стал категорически отрицать обвинение. Полицаи ушли. Через некоторое время я увидел, как они ведут Лейбу Бримана с женой, учительницей Геней, их двухлетним сыном и сестрой жены. Павел позже узнал, что их нашли в стогу, вроде нашего, в соседнем дворе. 

Положение становилось все хуже. Случалось, что уничтожали целую христианскую семью, если находили спрятанных у них евреев. Оставаться мы не могли....

Однажды вечером Павел принес нам еду и сказал, что понимает, что идти нам некуда, а в лесу жить мы боимся, и поэтому  он решил вырыть для нас нору в подвале, в которой мы можем прятаться пока не минует опасность. Я, конечно, тоже помогал ему копать. Мы копали целую ночь. Вход находился внутри сарая. Песок, который мы выкапывали, Павел выбрасывал в реку, чтобы не оставалось никаких следов нашей деятельности. Любое изменение могло вызвать подозрения. В ту же ночь мы перебрались в нору. Условия там были ужасные:было сыро и душно. Когда я рассказал Павлу об этих проблемах, он предложил нам прятаться в сене в сарае. Мы устроились в сене, где мы могли только лежать, потому что сидя наши головы торчали из сена. Несмотря на массу трудностей, мы провели в сене 16 месяцев....

Экономическое положение Павла было ужасным. Он имел маленькое хозяйство и малых детей. Землю он обрабатывал сам. Не удивительно, что он был не в состоянии прокормить нас. Нашей основной едой была картошка, сваренная в кожуре…. Летом мы страдали от жары и отсутствия питьевой воды. Павел не мог часто приносить нам воду, так как неподалеку играли дети. Он боялся, что они заметят, как он несет воду в сарай, а потом расскажут своим родителям и это будет конец для нас и его семьи. Интересно заметить, что несмотря на тяжелые условия, множество опасных моментов, потерю надежды когда-либо вернуться к нормальной жизни, мы не хотели умирать. Не раз мы чувствовали близость смерти. Украинская полиция часто прочесывала окресности и поиски еще более усиливались после того, как они находили евреев....

Когда немцы уже отступали, они выкопали траншеи вдоль реки. Их штаб разместился в доме у Павла. В сарае двенадцать дней жили 15 солдат. Они спали на сене, под которым мы прятались. Мы постоянно находились в состоянии страха. Не могли ни чихнуть, ни кашлянуть. Мы с женой все это время не сомкнули глаз. Мы страдали от голода и жажды. Павел не мог и близко к нам подойти. Ночью над отверстием все время стоял караул. И снова чудо....

15 февраля 1944  года село освободили. Мы оставались в своем укрытии еще несколько дней, ждали, когда ситуация стабилизируется. Бандиты-убийцы еще свирепствовали. Мы хотели знать, остались ли еще евреи и как Советы к нам отнесутся.

Прошло несколько дней и Павел узнал, что в Тучине собралось несколько евреев. Мы засобирались в город. 

Мы пробирались вдоль стен, наши ноги отказывались идти. Мы опасались, как бы сельчане нас не узнали. Украинские бандиты безжалостно убивали евреев, так как боялись, что они будут свидетельствовать против них. Некоторые евреи, пережившие нацистский ад, были убиты бандитами  уже после освобождения. Мы попрощались с Павлом и его семьей. Я хотел бы еще раз подчеркнуть их благородство и бескорыстие. Они не только не хотели брать у нас плату за еду, которой нас кормили, но еще и снабдили нас одеждой и едой в дорогу. Моя жена, придя в их дом, отдала Павлу золотые часы, и, когда мы уходили, он вернул их ей. Павел и его жена были счастливы, когда мы оставляли их дом после стольких ужасных испытаний.

В Тучине мы встретили 12 евреев. Трудно описать встречу с уцелевшими, обломками того, что раньше было полной жизни еврейской общиной. Каждый поведал свою грустную историю. Мы плакали, вспоминая наших близких, погибших ужасной смертью.  Русская милиция поместила нас всех в один дом. Банды убийц еще бесчинствовали и мы боялись нападения....

Мы ни на минуту не забываем ужасную катастрофу, произошедшую с нами и с нашими дорогими, замученными и уничтоженными родными. Мы остаемся в долгу перед нашим другом Павлом Герасимчиком и его семьей, рисковавшими своей жизнью и спасшими нас от верной гибели....