....Во время Второй мировой войны я проживала в Болехове Ивано-Франковской области. ...Помню, что где-то в конце июля на железнодорожной станции, которую Советы разрушили при отступлении, я и другие евреи работали под наблюдением немецкой полевой жандармерии. Их начальник Штайнер избил меня, у меня есть шрам на левой брови до сих пор. Ему не нравилось, как я работала.
В начале оккупации жили мы в своих квартирах. Жили кто, как мог. Некоторые голодали. А в октябре (кажется 24 – 26) началась большая погромная акция. Хватали евреев – молодых, старых, детей и прочих с улиц, выволакивали из жилищ, приводили на рыночную площадь, собирали возле магистрата. А потом всех уничтожили. Это была первая, очень страшная и очень многочисленная акция. Мы ведь ее не ожидали. Это обрушилось на нас как снежная лавина.
Я с родителями тоже попала на площадь. Я видела своими глазами, как полицейский Мотовецкий ударил прикладом винтовки пожилого еврея за то, что заплакала его 5-летняя внучка. Как дал ему по голове, так расколол череп пополам и он погиб на месте. А внучку схватил за ножки и ударил о каменную стенку магистрата и тоже убил сразу. Мы сумели сбежать оттуда.
Потом началась серия акций – погромов. А в 1942 г. летом немцы организовали рабочие лагеря в Болехове. К этому времени в основном были уничтожены нетрудоспособные евреи. Мой отец попал в лагерь «Мельница», а я – в лагерь по переработке кож «Клеон». Я и еще одна девушка, Матильда Ляндес, подносили вдвоем воловые кожи со склада в цех для переработки. Это была очень тяжелая работа. Нам никто не платил за наш труд и даже ничем не кормили. Многие умирали от голода.
Мой отец Лев Бернард работал до 1939 года директором местной электростанции и управлял лесами еврея Грифля. Поэтому у него было много знакомых в горных селах. Он имел знакомого Ильницкого Петра из села Росточки. Они уважали друг друга. И когда наступил этот ужас, Ильницкий встретился с моим отцом и пообещал ему, что поможет нам спастись.
Они договорились встретиться 15 июля 1943-го. Ильницкий должен был увезти нас в лес, в Карпаты. Там была землянка, в которой находились уже 9 евреев. Ильницкий доставал им еду.
13 июля немцы уничтожили лагерь «Мельница» и мой отец погиб. При отце были деньги и все наши документы. Я и мама успели убежать из нашего лагеря и спрятаться у рабочих на электростанции. А 15 июля пришел за нами Ильницкий и уже без отца и без денег не оставил нас, а увел в лес, как обещал.
Он нас не бросил. Кормил. Очень нас поддерживал. В лесу, где мы прятались, в 600 метрах от нас, была еще одна землянка, там было больше 30 человек. Но их нашли и уничтожили. Четверо из них убежали и случайно попали к нам. И Ильницкий разрешил им остаться с нами.
Он страшно рисковал. Мы находились на горе между горными селами Росточки и Липа, а на противоположной стороне был лагерь бандеровцев. Они там тренировали своих новобранцев и проживали организованно. Они, видно, напали на наш след, ворвались к Ильницкому, забрали в рекруты его старшего сына, избили его. У Ильницкого было 2 брата в Росточках, они подозревали его и требовали, чтобы он нас убил, но он нас спасал до последней минуты. И когда приблизился фронт, он прибежал и предупредил, чтобы мы ушли в Болехов ночью, чтобы нас не видели. Вот так мы спаслись. В землянке были: четверо Кесслеров. Отец и мать там умерли, а Янкель и Малка Кесслер спаслись; Юда и Сара, муж и жена, молодые, заболели и умерли в лесу зимой 1943 года; трое Грюншлагов – вышли из леса невредимы; я и моя мать Эда; Фрайлих Вилиям – он пришел к нам со второй землянки. Остался в лесу умирающим от туберкулеза; Гинзбург Мерця (Мария), тоже с той землянки, уехала в конце 1944-го на запад; ее брат, которому было тогда примерно 30 лет. Он пошел ночью за провиантом, упал с горы в обрыв. Кесслер его принес на руках. Через 2 недели он умер.
Петро Ильницкий умер примерно в 1985 году в Ивано-Франковске. Грюншлаги поставили ему памятник на кладбище из красного гранита. Самый красивый на всем кладбище...
