....Когда началась война, мы с мамой Рудерман (Мерсон) Леей Самуйловной проживали в Минске. Мой отец Рудерман Григорий Хонович ушел в Красную Армию. Улица, по которой мы жили, вошла в состав Минского гетто. Моя мать погибла в гетто, а меня успела спасти, отдав в русскую семью Крезо. К сожалению, я не помню своих родителей, так как был слишком маленьким, единственная память о них – это два письма, написанные моей мамой, и ее портрет.
Я считаю Крезо Анну Николаевну и Соловьеву (Крезо) Надежду Андреевну своей родной семьей. Эти женщины не только спасли мне жизнь, но и воспитали, дали образование, всегда относились как к родному сыну и брату. Когда я стал старше, они рассказали мне историю моего спасения, как я попал к ним, как прятали меня в погребе дома, как ездили со мной в лес и жили там у родственников Крезо Анны Николаевны.
Анна Николаевна и Надежда Андреевна прочли мне письма моей матери и отдали их мне вместе с фотокарточкой мамы. Позже был сделан ее портрет, который всегда висел над моей кроватью. Письма мамы я впервые прочитал самостоятельно, когда окончил 1 класс, в 1947 году. В этих письмах она пишет отцу, что оставила меня в русской семье Крезо, взяв с них слово, что они воспитают меня как родного сына. Семья Крезо выполнила просьбу моей матери.
После войны они начали поиск моего отца и выяснили, что он погиб на фронте 26 июня 1944 г. Через год, 29 июня 1945 г., Крезо Анна Николаевна была утверждена моим опекуном. Крезо оставили мне мою фамилию, сохранили еврейскую национальность, за что я очень благодарен. Я никогда не чувствовал себя в чем-либо ущемленным в семье Крезо, хотя у нас дома был небольшой достаток. Анна Николаевна и Надежда Андреевна трудились, дали мне образование. Я прожил в семье Крезо до женитьбы в 1963 г. Когда у меня родилась дочь, семья Крезо приняла ее как свою внучку, заботилась о ней. Я обязан этим людям своим спасением....
