Воскресенье-четверг: 8:30-17.00 Пятница и предпраздничные дни: 8.30-14.00.
Яд Вашем закрыт по субботам и в дни израильских праздников
Воскресенье-четверг: 8:30-17.00 Пятница и предпраздничные дни: 8.30-14.00.
Яд Вашем закрыт по субботам и в дни израильских праздников
Паплака, пятница, 28 апреля 1944.
В полдень вернулся с Аароном Вестерманом с работы. Из-за плохого самочувствия я ничего не ел с утра и прилег отдохнуть. Вдруг я услышал плач. Проснувшись, увидел Эдду Гутманн, которая сидела рядом, закрыв лицо руками:
"Машина Эс Де здесь.... Наверняка приехали за нами."
Ее слова поразили меня как молния. Я выпрыгнул из кровати, зная, что каждая минута может стать решающей. Я сгреб свои деньги – 1,500 марок, которые накопил на случай побега – и сунул их в карман. Затем обошел все комнаты. Мориц Итров сказал, что бежать глупо, и что он попробует узнать, в чем дело. Затем я заглянул в комнату женщин. Они все сидели как обреченные. Я хотел попрощаться со всеми, но не хотел создавать панику, в конце концов, я ведь не знал точно, что происходит. Бринн спросила меня:
"Ну что, Калман, что будешь делать?"
"Не знаю еще, Рейна, но живым я им в руки не дамся."
Потом я побежал на кухню, рассказал Зелигу [Хиршбергу] что происходит и велел ему быстро спускаться. ...Внизу все были в большом волнении. Я сказал, что мы не должны идти как овцы в лапы Эс Де, и спросил, чего они дожидаются. В ответ получил только насмешливые взгляды и вопрос: "А куда мы пойдем?". Я быстро вышел и направился к башне. Со мной был Аарон [Вестерман]. Мы спрятались за кустами и стали ждать, что будет. Все было тихо. Сверху прибежал Зелиг.... Мы перебежали за гараж, откуда могли видеть машину. В гараже встретили Эли и шестилетнего Буби Итрова, которого оставил там отец. Эли побледнел:
"В чем дело, ребята?"
"Мы сами еще не знаем."
... Зелиг и Эли вскарабкались наверх и стали смотреть из окна. Вскоре показались двое в униформе..., они направлялись к кухне , искали нас. Не найдя никого, они направились к гаражу, в 50 метрах от кухни. Зелиг побежал, я за ним, потом Вестерман. Эли тоже выбежал из гаража, Буби закричал: " И я, и я!", но, к сожалению, мы не могли ему помочь. Мы быстро спустились с холма и спрятались. Украинцы-полицаи вышли посмотреть, в чем дело. Эли нигде не было видно. А мы бежали дальше, через поля и болота, пока не оказались около фермы Брюверсов.
Зелиг и Аарон остались снаружи. Я зашел внутрь, но мадам Брюверс дома не оказалось. Я выбежал и увидел ее, идущую в сторону Паплаки. Я побежал за ней, рассказал о машине Эс Де и попросил выяснить, что там произошло. Она пообещала сделать это... Мадам Брюверс вернулась только в шесть часов, очень грустная.
Ей рассказали, что всех евреев увезли на расстрел... Кухарка, работавшая в полиции безопасности, сказала ей также, что фронт приближается, и поэтому взялись за евреев. Она сама видела грузовик, а около него двух женщин и мужчину одетых в черное, с узлами в руках, готовых к отправке (всего в Паплаке было 32 еврея). Она спросила, что мы собираемся делать, так как не могла нас держать: вскоре должна была прийти за сеном ее русская служанка, а ей не следовало нас видеть. Кроме того, найти нас здесь слишком просто.
Но было еще светло и мы не рискнули выйти наружу, а остались на сеновале. Вскоре пришла служанка и стала брать сено прямо над нашими головами. Еще несколько сантиметров, и она бы заметила нас. Мы нагнули головы и даже не смели дышать, когда сено над нами чуть не обвалилось... Вскоре прибежала мадам Брюверс, с плачем просила пожалеть ее и немедленно покинуть сеновал... Немецкая полиция с собаками уже искала нас на сеновале в соседнем доме и скоро должна была быть здесь.
Мы спустились с сеновала. У нас не было выбора, мы не могли там оставаться. Вскоре появились крестьянки и сказали, что везде ищут трех сбежавших евреев. Зелиг хотел зарыться в сено в другой стороне амбара, но мадам Брюверс ему не позволила. Мы высунули головы и действительно увидели двух собак, прыгавших у соседнего дома. Теперь мы знали, что надо пошевеливаться, не то нам конец. Мы были очень спокойны и стали думать, как поступить. Мы сразу договорились, что в руки садистов мы не дадимся, будем бороться до конца...
Мы направились сначала в сторону Паплаки, чтобы запутать следы. Затем, через поля, долины, болота, в сторону Вирги. Аарон хотел идти к крестьянину Вацису, который хорошо относился к евреям, иногда приносил нам еду в гетто, чтобы выяснить, что произошло с нашими. Но любой неверный шаг мог стоить нам жизни, к тому же мы были вполне уверены, что мадам Брюверс уже все нам рассказала. Я не позволил Аарону уйти, приказав ему оставаться с нами... Мы шли осторожно, оглядываясь по сторонам.
... Мы были в 27 км от Лиепаи (в 8 км от Паплаки), когда вдруг заметили невдалеке машину. Это была машина полиции безопасности, искавшая нас. Она ехала медленно, останавливаясь у каждого дома. Мы быстро сошли с дороги и, пересекая поле, направились к лесу. Залаяла собака. Мы упали в кусты, стали смотреть и слушать. Затем продолжили путь, но уже не по дороге....
Наконец, мы вошли в город. Время было 5 часов утра. Люди уже выходили на работу. Мы направились в сторону центральной улицы, надвинув кепки (у Аарона Вестермана кепки не было), куря сигареты и спокойно разговаривая по-латышски, и двигаясь по направлению к нашей цели. Только я и Хиршберг знали, куда мы идем. Мы еще не сказали Вестерману, на случай, если все сорвется, чтобы как можно меньше людей знало о месте, где уже прячутся семь человек. Мы пересекли мост. Никто из прохожих ничего не заметил... Наконец, мы подошли к заднему входу дома Седулса на Католической улице. Мы вошли и стали подниматься. Зелиг Хиршберг постучал, а мы двое скрылись в общем сортире в коридоре. Наконец, дверь открылась, Седулс впустил нас – теперь мы были в безопасности.
Нас встретили очень тепло. Первое, что мы попросили, это воду. Затем нам дали "кислой каши" [латышское деревенское блюдо] с хлебом, и мы воспряли духом. Мы вкратце рассказали Седулсу о своем путешествии. После нескольких вопросов он протянул мне пистолет. По одному он провел нас вниз по лестнице, в подвал. Я шел последним. Он спрятал нас за углем и исчез. Вскоре он позвал нас. Я стоял в полной растерянности. Как из-под земли, перед нами появилось 8 человек.
Давид Зивцон – длинноволосый и усатый – медленно подошел ко мне. Несколько минут мы молча смотрели друг на друга, а потом наше долгое объятие сказало все то, что мы не могли выразить словами. За его спиной стоял Михаил Скутельский, вполне бодрый на вид. Затем Шмерл Скутельский, Михаил Либауэр и Йосиф Мандельштам, все сильно заросшие с бородами и усами - их почти невозможно было узнать. Далее стояли Хенни (жена Давида) и Хильда (жена Михаила). Но я был особенно удивлен присутствием Ривы Зивцон, сбежавшей из Рижского гетто. Все были очень рады встрече.
... первый вопрос Давида был: "Найдите, откуда мы вылезли". Мы все трое стали искать, но ничего не обнаружили. Чтобы еще больше нас запутать, Давид включил сложный, как бомба замедленного действия механизм, и сказал, что дверь открывается при помощи электричества. И все равно мы ее не нашли. Тогда он показал нам. В кирпичной стене, толщиной 50 см, был вырублен лаз, скрытый верстаком. За верстаком находилась отодвигавшаяся панель, которая вела в укрытие. Вскоре они продемонстрировали, как им удается скрыться в течение считаных секунд. До конца своих дней я не забуду эту сцену. В точности как животные, они опустились на четвереньки, и с потрясающей быстротой проскользнули через дыру в свою пещеру. Дверь скользнула на место и не осталось никаких следов.
В подвал вела лестница. Первая комната внизу была механической мастерской, во второй находился котел центрального отопления здания. Через небольшой, но тяжелый верстак, мы попадали в пещеру, состоявшую из двух маленьких комнаток без двери, и чуланчика. В первой комнатке висел большой портрет товарища Сталина (нарисованный Давидом); это сразу указывало на то, что собравшаяся здесь компания не только занята спасением своей жизни, но имеет цель и долг, которые мы теперь надеялись выполнить вместе. Следующее, что бросилось мне в глаза, была полка, а на ней 6 пистолетов, которые они посчитали своим долгом приобрести на свои первые деньги. Я сразу понял, что здесь нас живыми не возьмут [подчеркнуто автором]. Кровь моя закипела и я долго не мог отвести взгляд от пистолетов. Впервые за три года я почувствовал, что освободился от цепей.
Меня охватила глубокая симпатия к этим людям, в глазах которых читалась решимость. Мы понимали друг друга без слов. Хватит жить со скованными руками, хватит быть игрушкой для немецких тварей. Теперь у нас, наконец, есть возможность защитить свою жизнь с оружием в руках, а когда придет время, рассказать о невинно пролитой еврейской крови.
Все,что я увидел, убедило меня в том, что здесь поработали люди с мозгами. Все было предусмотрено: лопаты и топоры на случай завала во время бомбежки, запас продуктов на продолжительное время, на случай, если обстоятельства помешают Седулсу снабжать нас. Имелся также резервуар с водой, электричество, самодельное радио, импровизированные кровати для женщин. Для шести мужчин спальные места были отведены на полу. Для женщин в подземном коридоре была сооружена маленькая уборная. Мужчины испражнялись на лопату, и кидали испражнения в печь. К ножкам стульев была прикреплена резина, разговоры велись шепотом, так как наверху находилась пекарня и приходилось быть очень осторожными. Короче, если не случится ничего страшного, мы можем надеяться выжить здесь.
Из комнаты Седулса в подвал была проведена сигнализация: если сигнальная лампа загоралась надолго, это означало, что надо включить мотор, если на секунду – выключить его. Два коротких означали, что Седулса вызвали наверх. Три коротких – все должны исчезнуть из передней комнаты, так как кто-то направляется в подвал. Пять означали, что Седулс спускается вниз, а несколько сигналов подряд - тревогу. В этом случае каждый должен взять пистолет и быть наготове.
На стенах висят карты, на которые каждый день наносятся изменения на фронте. Все это я вижу в свой первый день в подвале.
Суббота, 29 апреля
Уставшие, мы немного поели и легли отдохнуть. После отдыха умываемся и Шмерл Скутельский знакомит нас с внутренним распорядком. Хенни выдает Зелигу и Аарону штаны и рубашки на смену, так как они ничего с собой не принесли. Я же предусмотрительно отослал сюда кое-какие вещи несколько месяцев назад. Потом мы рассказываем о нашем побеге и о том, что нас очень волнует судьба наших товарищей по Паплаке. В течение дня мы несколько раз слушаем новости, но ничего особенного не происходит, только воздушные налеты. В полночь мы ложимся спать на полу.
Воскресенье, 30 апреля
Встали в 9 утра совершенно отдохнувшие. Я пребывал в большом унынии, потому что наши ребята из Паплаки не шли у меня из головы. Мы решаем выяснить их судьбу как можно скорее, и если что-то случилось, немедленно связаться с Ригой и сообщить им, чтобы они знали, как действовать. Нельзя ждать до последней минуты, мы слишком хорошо знаем, что методы немцев и их искусная ложь остались прежними, хотя петля на их шее затягивается.
Приходит Седулс. Интересуется, как мы себя чувствуем и знаем ли мы место, где зарыто золото. Аарон рассказывает ему о таком месте, где он сам закопал золото. Седулс очень доволен и обещает принести нам, своим гостям, немного шнапса, чтобы выпить за дружбу. Настроение у всех приподнятое. Только я не весел. У меня в Риге три сестры, с которыми я поддерживал постоянную переписку. Я часто помогал им деньгами и посылками. Теперь я отрезан и не могу им помочь, и только Бог знает, когда я снова смогу написать им... Я ложусь спать с мыслями о Паплаке и Риге....
The good news:
The Yad Vashem website had recently undergone a major upgrade!
The less good news:
The page you are looking for has apparently been moved.
We are therefore redirecting you to what we hope will be a useful landing page.
For any questions/clarifications/problems, please contact: webmaster@yadvashem.org.il
Press the X button to continue