Осенью 1939 года война привела меня во Владимир-Волынский, аннексированный русскими (сам я родился в Варшаве). В 1941 году город был захвачен немцами, а 1 сентября 1942 года произошел первый погром. Я с женой Рахелью, а также д-р Гринберг (сейчас находится в США) и адвокат Гринберг (сейчас в Польше) спрятались на чердаке больницы. Потом я вернулся в гетто.
Было очевидно, что будет и второй погром и мы стали активно искать кого-нибудь из христиан, кто мог бы помочь нам. Многие знакомые и пациенты, к которым мы обращались, отказали нам, и только одна польская семья, Франчишек Стройвонс с женой Анной – бедные и неграмотные крестьяне из села Владиславовка, что в окрестностях Владимира-Волынского, согласились помочь. Они вывезли нас, спрятав в сене на телеге, в свое село. Мы их не знали раньше и познакомились с ними совершенно случайно.
Мы прятались у них в тайнике на сеновале. Дважды в день они приносили нам еду и выносили ведро с экскрементами. Они сами и их трое маленьких детей почти голодали, но все равно делились с нами всем, что имели, и у нас каждый день была теплая пища и хлеб, который они пекли специально для нас. Иногда, когда в доме вообще не было ничего съестного, они шли в поле и приносили немного картошки, собранной на полях у соседей. Мы не платили им, так как у нас вообще не было денег. То немногое, что у нас еще оставалось после погрома, включая одежду, мы отдали им.
Дети этих крестьян, 6-летняя Лялька и 10-летний Ян, помогали родителям обслуживать нас, и охраняли сеновал от соседских детей. Даже двухлетняя Стася понимала, что о том, что происходит дома, необходимо молчать.
Трудно сказать, что ими двигало: они нас не знали, никаких денег от нас не получали, опасность была огромной (смертная казнь). Мы можем объяснить их поведение только их добросердечностью. Когда мы их лучше узнали, стало понятно, что эти крестьяне всегда старались помогать всем, кто был еще беднее их, всем несчастным, как людям, так и больным и брошенным животным. Бедной крестьянской семье было очень сложно заботиться о четырех евреях, тем более, что наше пребывание у них затянулось на многие месяцы.
Постоянно циркулировали слухи о том, что будут искать евреев, оружие, воров, христиан, уклонявшихся от принудительных работ, и т.д. Естественно, что во время этих поисков, могли найти и нас. Слухи эти очень пугали наших спасителей и нам не раз приходилось уходить из своего укрытия на несколько дней в ближайший лес, или к другим крестьянам, знакомым Стройвонсов. Мы постоянно ощущали их заботу в эту голодную и холодную зиму 1942 – 1943 года. Летом 1943 года начались нападения украинцев на поляков, и мы боялись, что наш сеновал подожгут. Вместе с семьей Стройвонс мы бежали сначала в лес, а затем во Владимир-Волынский.
Здесь мы снова оказались в отчаянном положении, потому что Франчишек Стройвонс не сразу смог найти подходящее жилище как для своей семьи, так и для нас. Он временно поместил нас на сеновале на улице Лутнича. Но это было очень опасное место риск был огромным.
Тогда мы обратились к пани Зенталь и ее дочери Ирене, которые жили на окраине города. Мы знали, что уже 10 месяцев они прячут шестерых евреев. Они понимали, в какой опасности мы находились и тут же согласились принять нас. В их доме мы встретили д-ра Кейтельмана с женой (в настоящее время в США), семью Шрага - родители с дочерью (сейчас в Аргентине), и д-ра Торбечко (сейчас в Израиле). Дом стоял по соседству с домами двух бывших польских служащих. Под каменным полом находился подвал, в котором мы могли только лежать.
Вход в подвал был под кухонным шкафом, дно которого отодвигалось. Дом принадлежал пани Зенталь до войны, а когда, в 1939 году сюда пришли русские, они превратили его в овощной склад, а пани Зенталь переехала в другую квартиру во Владимире-Волынском. После ухода русских, в 1941 году, пани Зенталь вернулась в свой дом, но не жила в нем, поскольку он был довольно сильно разрушен.
Осенью 1942 года пани Зенталь спрятала в подвале нескольких евреев, которых каждый день надо было снабжать едой. Возникла серьезная проблема: как объяснить соседям ее каждодневные визиты в пустой (якобы) дом. Это было непросто, и требовало объяснений (сегодня я полагаю, что никто из соседей не верил этим объяснениям, и все догадывались, что в доме прячутся евреи, но соседи молчали, потому что и они – как выяснилось позже – тоже прятали евреев.
Дважды в неделю пани Зенталь приносила корзины с едой для 12 человек: это было ей очень непросто, ведь она была уже немолодой женщиной. Никакой платы за продукты она не требовала. В начале 1944 года, когда нападения на поляков со стороны украинцев участились, семья Зенталь вынуждена была покинуть город и переехать в Грубешов. Пани Зенталь откладывала отъезд до тех пор, пока не нашла семью, готовую жить в доме с 12 евреями в придачу! Судьбе было угодно, чтобы семья Стройвонс, незадолго до этого вернувшаяся из Грубешова, согласилась переехать в дом Зенталей. С их стороны это было большой жертвой, ведь им, как полякам, тоже грозило нападение со стороны украинцев.
Так мы и жили. Проходили дни, полные надежды на близкое освобождение (русские были в нескольких километрах от Владимира-Волынского).
Опасность была огромной: в соседнем доме нашли евреев. Немцы обнаружили там шкаф с отодвигавшимся дном. Узнав об этом Стройвонсы запаниковали, но не бросили нас, а только уничтожили шкаф, и вход в подвал устроили в другом месте. Видимо, в результате доноса, в дом дважды приходили гестапо и украинская полиция и устраивали обыск. Оба раза подвал оказывался хорошим укрытием. Но главное нам помогло стойкое поведение семьи Стройвонс. Из-за этих обысков их нервы были на пределе, и, тем не менее, они продолжали скрывать нас и даже подбадривать, снабжать нас хлебом и картошкой (другой еды не было), питьевой водой, и выносить ведро с экскрементами. 20 июля 1944 года во Владимир-Волынский вступила Красная Армия и мы вышли на свободу.
Только благодаря доброте и смелости семьи Стройвонс и пани Зенталь с дочерью, их исключительному мужеству и бескорыстию мы живем сегодня. Мы считаем их особенными людьми, достойными признания их Праведниками.
