Лососна, апрель 1943 года
Дорогие мои и нежно любимые сестры, зять и племянники,
Все, все погибли: больше тридцати наших родственников, а с ними несколько сот друзей и десятки тысяч евреев города – всех их отправили туда, откуда никто не возвращался, в Треблинку, недалеко от Малкинии – ужасное место, название которого останется в истории Холокоста.
Последний транспорт вышел из Гродно 12 марта этого года и с того дня Гродно считается Judenfrei[свободным от евреев]. В общей сложности было депортировано более 50,000 евреев нашего города, включая евреев согнанных из окрестных сел. Любая попытка скрыться или убежать заканчивалась самой ужасной пыткой, а в конце пулей. На старом кладбище около рыбного рынка до сих пор лежат груды тел сотен расстрелянных или замученных. В течение полугода только евреев Гродно набралось четыре состава...
Все погибли. Только я еще жив. Живу и мучаюсь, так как каждый день и каждый час жду смерти (а может освобождения).
Почему я до сих пор жив я и сам не понимаю. Оглядываясь назад, могу сказать, что совершил по меньшей мере 15 побегов, каждый раз помня о неизбежной смерти. У меня была возможность погибнуть под бомбежкой, под которую я не раз попадал, но я выжил, получив только легкое ранение в ногу....
Пока что я жив благодаря удаче. Во-первых, я имел смелось бежать, во вторых, у меня был друг-христианин за пределами гетто, который помог мне бежать, и в третьих, что самое важное, у меня в этом мире есть моя дорогая Катя. «Бежать» звучит так просто. Я долгие месяцы готовился к этому. Я изучил все «слабые места» в колючей проволоке и деревянных заборах гетто (довольно многим я помог бежать через эти заборы в лес). Мне удавалось добывать информацию о том, что происходит в гетто, от еврейских полицейских, таких как Моше Белах, Чернов (дядя Берты) и Моше Александрович. Я выяснил, когда меняется охрана и есть ли среди жандармов такие, кого можно подкупить. У меня был набор различных документов, в кармане всегда имелось несколько сот марок (от мадам Каган – 200 марок, от Чернова -250, от Боксера – 300) и так далее. Со мной произошел «нэс» [чудо] (однако, чудесам тоже нужно немного помощи с нашей стороны). Не буду сейчас детально описывать побег, потому что это займет по крайней мере половину тетради. Короче я совершил побег сразу после десятой (предпоследней) депортации. Это означает, что сегодня ровно восемь недель с той темной ночи, когда я прибежал к Кате. С большими предосторожностями, чтобы никто не заметил, меня спрятали в картофельном погребе. В моем жилище было две «комнаты» - сырой темный погреб с четырьмя ящиками, полными картошки, и крошечное пространство у входа, два шага на три, с малюсеньким окошком. В доме обо мне не должны знать ни соседи, ни посторонние, которые часто заходят в дом. Я очень осторожен, потому что расстреляют не только меня, но и Катю с соседями и детьми. Мои ближайшие соседи - это два поросенка. Чтоб они были здоровы. Катя носит мне еду в их посуде три раза в день, как будто она кормит свиней. Сплю я в погребе на картошке. В последнее время я сплю у входа на двух досках и куске фанеры. На улице еще довольно холодно (представьте себе как было два месяца назад!). Еще идет снег и бывают заморозки. Без Кати я бы замерз. Из старого мешка она соорудила матрас, дала мне старое пальто и старую стеганку, шерстяной платок на голову, пару варежек и маленькую подушку. Разумеется, я и не пытался снять пальто, кроме одного раза, когда Катя принесла мне нижнее белье своего мужа, чтобы постирать мое. Я уходил из дома в страшной спешке и даже носового платка не успел взять с собой.
Дорогая Катенька. Трудно выразить, что она для меня значит. Даже мать не могла бы сделать больше. Беднячка, без земли и без коровы, она заботится обо мне как может. Она делится со мной всем, не только картошкой и хлебом (в гетто хлеб стоил 5-6 марок за килограмм), но даже приносит мне яйца, кусочки мяса и немного молока, а это до сих пор на вес золота. Она заботится обо мне как о малом ребенке, даже ночной горшок выносит каждый день. До рассвета она уже начеку, проверяет, все ли в порядке. Она подбадривает мужа, успокаивает его, так как он боится за себя и детей. Несколько раз в неделю она приносит мне из города газету и всякие ободряющие новости. Она, по своей инициативе, принесла мне эту тетрадь, со словами: «Тебе так тоскливо сидеть здесь целыми днями. Запиши все что произошло для Тойбы и Эстерки. Если я не смогу тебя уберечь, они по крайней мере будут знать что с тобой было.»
И правда, удастся ли ей меня уберечь это все еще под большим вопросом. Шансы мои, как и всех скрывающихся, невелики. Почти каждый день прячущихся находят и расстреливают. Например, позавчера поймали Зейдля (Бера) Абрамовича с сыном (братом Гершеля). Он отдал одному христианину десятки тысяч марок, а тот его предал. Есть и другие случаи, когда люди отдавали все свои деньги, а их все равно выдавали жандармам. Так что не удивительно, что мои дни и ночи полны страха. Целыми днями я смотрю в окно на дорогу, не приближаются ли жандармы. Я вздрагиваю от каждого шороха и с рассветом уже на ногах. Если мне кажется что меня ищут, или что жандармы в деревне, я убегаю в лес, иногда на несколько дней. Там я лежу в яме, под снегом и дождем, а ночью возвращаюсь к «себе», в подвал (я пишу стоя, чтобы одновременно наблюдать за дорогой). Всю эту неделю я провел в тревоге. По глупой случайности меня увидела соседка. Можете представить себе как я испугался! К счастью, она родственница старика (Яна Кариева) и обещала Кате хранить тайну. Я очень надеюсь!!!
Я так благодарен Кате за тетрадь. Сейчас, даже если со мной случится несчастье, я умру спокойно, зная, что она пошлет тетрадь вам, и вы будете знать все обо мне и о том, что мы здесь пережили. А пока я полон терпения, жду и мечтаю. Я много мечтаю. Прежде всего я мечтаю о битве с проклятым врагом, о партизанах, о парашютистах и о приближении фронта. Если до лета ничего не изменится, я здесь не останусь, уйду в леса к партизанам. Еще я мечтаю вырваться из рук врага и скрыться, и тогда я встречу выжившую Лизу Чапник, и Алиньку, дочь Берты (мы сделали Лизе польские документы и теперь она с малышкой живет в Белостоке), а может и Гришу Чапника с женой, у которых тоже есть поддельные документы. Я не ожидаю встретить других наших родных. И, наконец, я мечтаю о встрече с вами, с моими дядями и тетями, двоюродными братьми и сестрами, с друзьями и знакомыми двоюродных, друзей и знакомых. Я мечтаю об Эстерке, о теплой, сердечной встрече с ней. Среди друзей я надеюсь встретить и Хавку Цукерник. Оглядываясь назад, теперь, когда я делаю этот хешбон нэфэш (подведение итогов), я полагаю, что из множества женщин она оставила самый глубокий след в моей жизни. Вот как далеко заходят мои глупые мечты.... Если я умру, вы должны щедро вознаградить Катю и ее мужа за все, что она для меня сделала. Ян и Катерина Кариевы – деревня Лососно, под Гродно. Как бы вы не отплатили им, это и тысячной доли не составит от того, что она сделала для меня!! ....
